«Страна сломанных игрушек». Как я побывала на спектакле инклюзивного театра

Индийской принцессе и Мальвине рисуют лица, Злой король стоит в очереди на грим, Обезьянка, уже собранная и раскрашенная, расхаживает по коридору. В гримерке душно и многолюдно. Все торопятся. Спектакль называется «Страна сломанных игрушек». Сломанные игрушки – это они.

Пока оператор «набирает картинку» в гримерке, стою снаружи, прислушиваюсь и осматриваюсь. Злому королю Саше уже прикрепили картонных лошадей к креслу. Айгуль в образе обезьянки улыбается как солнце: на ногах радужные носки с пальцами, на руках смешные перчатки, глаза горят. «Между прочим, — говорит, — я этот костюм сама собрала». «Миша, ты что-то ищешь? Тебе помочь?» — слышу чей-то голос за стенкой. Заглядываю в гримерку: Миша в образе Пьеро мотает головой. Белые рукава достают до пола.

Творческая инклюзивная студия «Э-моция» появилась в Казани прошлой осенью. За год студийцы успели поставить два спектакля, съездить на гастроли, провести первый городской инклюзивный фестиваль, к декабрю готовят премьеру. Я узнала о них два дня назад случайно из соцсетей и не понимаю, где была раньше.

Узнала, кстати, как раз вовремя: сегодня их первое выступление на большой сцене в центре города. Тысяча желающих – 580 мест в концертном зале. Все билеты давно разобраны. До спектакля остается час.

История такая. 12-летняя храбрая девочка Лия отправляется в Страну сломанных игрушек на поиски любимого плюшевого мишки. Там она встречает злого, обиженного на жестоких детей, короля, Мальвину с обожженным лицом, «поломанную» индийскую принцессу, одинокую, неизменно радостную, обезьянку и ещё с десяток персонажей.

«Если бы это была реальная жизнь, – рассказывает Саша Калашников-злой король, – то мой герой – это такой человек, который обижен на всё: на близких, на общество, на мир. Он негативно мыслит и винит всех в своем таком состоянии». До спектакля есть время, но Саша и другие артисты, которые передвигаются на креслах, уже ждут за кулисами. Для удобства и «по техническим причинам» они заходят в зал первыми.

На мой вопрос о том, как Саша чувствует себя в этом образе и сложно ли было вживаться, он отвечает: «Это сейчас наше общество стало воспринимать людей с инвалидностью адекватно, с каждым годом ситуация становится всё лучше. А если вспомнить детство, многие дети и даже взрослые смотрели на меня, грубо говоря, как на обезьяну из цирка. Вспомнить эти ощущения и вжиться в роль было несложно». В его словах нет обиды, злости или разочарования. Теперь, в 33, программиста Сашу удивляет не то, что человек с инвалидностью играет в театре, а то, как математический склад ума сочетается с творчеством.

Организатор и руководитель творческой студии «Э-моция» Инесса Клюкина сегодня в образе Мальвины. Перед камерой она сидит ещё без синего парика, но уже с колоритным бутафорским ожогом на щеке. Первым делом рассказывает, что «Э-моция» пишется через чёрточку, потому что не имеет ничего общего с эмоционированием. Название – производное от слов «энергия» и «движение».

Если бы было нужно описать, что я здесь вижу – в гримёрках, за кулисами, на сцене – тремя словами, то эти два как раз бы подошли. А третье, пожалуй, «искренность».

Инклюзивный театр «Э-моция» появился неожиданно, буквально из ничего. Когда Инесса впервые собрала группу потенциальных артистов, никто не думал, что уже через три месяца у них состоится первый спектакль. Как бы между прочим и через смех Инесса рассказывает и свою историю. Раньше она не ходила — и долго не принимала себя такую, занималась с психологами, избавлялась от таракана «буду общаться только со здоровыми», потом случилось несколько операций, и она начала ходить. «Это чудо какое-то, и оно произошло».

Театр держится на волонтерах. Костюмеры и декораторы, визажисты и гримеры, фотографы и операторы – все работают здесь из интереса. Режиссер студии Неля Суркина тоже волонтер. Когда она, сидя в пустом зале, после спектакля отвечает на вопросы, мне неловко, что перед нами стоит камера.

Если бы нужно было тремя словами описать, что я слышу , то «уязвимость», «открытость» и «доверие» как раз бы подошли.

Неля говорит, что каждый персонаж «Страны сломанных игрушек» написан специально для ребят. Спектакль отражает те процессы, которые происходят в студии, те чувства и эмоции, которые каждому здесь важно было прожить. Спектакль – о принятии себя, преодолении страхов и рождении доверия.

Главная задача этого театра – убрать барьер между людьми с инвалидностью и без. Я иду домой переполненная чувствами, хочется восхищаться: «И у них получилось!».

Через неделю мы в очередной раз смотрим готовый сюжет, и коллега замечает: «Слушай, так всё по-честному». Дело тут не в инклюзии, не в исчезнувших барьерах, не в чудесных историях и не в идеальном мире на двадцатерых.

Здесь можно быть уставшим, растерянным, несогласным, сомневающимся. Можно попросить помощи или промолчать. Можно помочь или – если нет сил – отказать. Можно чувствовать радость, гордость, неловкость, злость или разочарование.

Если бы нужно было описать в трех словах, чему меня научил тот наш рабочий выезд на инклюзивный спектакль, то я бы сказала: «быть с собой честной».

Неля Суркина, режиссер творческой инклюзивной студии «Э-моция»:

Интересный опыт студии в том, что изначально практически все студийцы были людьми с инвалидностью. Постепенно к нам стали приходить люди без инвалидности и участвовать в спектаклях. Если в обычном понимании инклюзия – это когда людей с инвалидностью внедряют в общество и в активную социальную жизнь, то в нашем случае оказалось наоборот.

На первом спектакле были друзья ребят, в основном это были люди с инвалидностью либо те, у кого есть такие родственники. Постепенно барьеры сдвигаются. Очень важно, что мы много общаемся с ребятами вне студии, ходим погулять, потусить, в бары, в театры, в музеи. И мы совершенно обыкновенно общаемся. Люди, конечно, удивляются, когда видят нашу необычную тусовку. Но потом понимают, что нам комфортно, и перестают замечать особинки нашей компании.

Все барьеры, ограничения – в голове. Это всё, что мы себе сами придумываем. Если мы перестанем придумывать всякую ерунду, то, наверно, барьеров не будет. Путь нашей студии в том, что мы общаемся, мы привлекаем новых людей в студию, мы выходим на разные сцены, на разные площадки. Нам важно показываться не только среди людей с инвалидностью. Мы хотим, чтобы как можно больше людей узнало, что ничего страшного в этом нет, и что люди с инвалидностью – просто люди. В чем-то обычные, в чем-то не очень.

Я не планировала быть режиссером студии. Когда Инесса искала режиссера, я знала, что у меня есть и режиссерский опыт, и опыт постановки, в том числе спектаклей, но я думала, что это очень сложная работа, наверное, я не готова столько времени этому уделять, столько сил. Но так получилось, что первый спектакль некому было делать, и мы сделали. Инесса спрашивала о втором спектакле: «Останешься? Будешь с нами?». Я честно говорила: «Не знаю», а потом увидела сюжет, в котором Инесса говорила: «Мы планируем спектакль». У неё не было ни режиссера, ни сценария, вообще ничего, но она уже смело заявляла, что будет второй, и он будет в мае. Я посмотрела этот сюжет и пошла в ванную. И пока купалась, я сочинила второй спектакль. Вот и всё.

Когда ребята пришли в студию, они были немножечко дикие, каждый хотел выразить себя, это было очень важно для каждого, но не было коллектива, не было единения, умения слушать друг друга и слышать друг друга, поэтому работать было очень тяжело. Во втором спектакле это начало появляться. И вот сейчас, когда прошел уже год работы студии, стало действительно очень здорово. Наконец-то я возвращаюсь с репетиций и могу еще поговорить с родственниками. Когда мы только начинали работать, я возвращалась в таком состоянии, что просто ложилась спать.

Раньше у меня особого опыта общения с людьми с инвалидностью не было. Только со слабовидящими детьми, но это другая история. Здесь мне было вообще непонятно. Когда я первый раз пришла и увидела группу, некоторые вещи мне были просто не очень приятны. Какая-то была брезгливость к некоторым проявлениям. Сложно было в начале. Но постепенно я стала привыкать к этому и перестала замечать какие-то вещи и да, прошла моя брезгливость, например. Это какое-то внутреннее изменение. Я перестала акцентироваться на каких-то внешних моментах и стала больше видеть человека, душу, характер, что-то за внешностью. Для меня в принципе важно, чтобы было всё красиво, я люблю красивое, а тут не всегда всё очень красиво. Некоторые проявления не очень приятны. Это вот такое моё ощущение, очень внутреннее, очень личное.

Ребята совершенно не боятся просить помощи, они постоянно просят помощи, и я поняла, что это нормально – просить помощи. Нормально, что тебе могут оказать эту помощь, и так же нормально, что тебе могут отказать в этой помощи. И ты можешь кому-то помочь или отказать. И здесь очень важно внимание к себе. Чтобы не делать что-то, исчерпывая себя, преодолевая себя, а делать от избытка. Вот у тебя есть избыток, и ты этим делишься. И от этого классно всем. Если ты перебарываешь себя – это не очень хорошо. Не надо истощать себя.

Сложновато, конечно, выступать в новом зале. Мы не очень обычная группа и есть какие-то особинки физического перемещения в пространстве. Всегда нужно понимать, какой ширины кулисы, можно ли пройти в эти кулисы на коляске. Для новых залов нам важно понимать, есть ли там доступная среда, есть ли пандус на сцену. Во многих местах мы не можем выступать, потому что коллектив не может подняться на сцену. В некоторых местах есть пандус на сцену, но нет туалетов, приспособленных для людей на инвалидных колясках.

И на самом деле, когда ходишь на ногах, так многого не замечаешь. Сейчас я стала замечать, где какие пороги, какие ступеньки, везде на это обращаю внимание. Потому что я думаю: «А могли бы мы сюда прийти с ребятами? Насколько бы нам здесь было комфортно?». Это такие вещи… конечно, классно об этом не знать и не задумываться. Но для того, чтобы наше общество действительно стало открытым, важно, чтобы была доступная среда, и она должна быть продумана до таких мелочей, о которых обычный человек просто не подозревает.

Инесса Клюкина, руководитель творческой инклюзивной студии «Э-моция»:

Раньше я всё не принимала себя, мол, «буду общаться только со здоровыми». Потом начала общаться с людьми с инвалидностью и предложила вместе что-то сделать. Мы решили, что в идеале это будет театр. Не знали, найдем ли режиссера, который будет работать благотворительно, преподавателей. Решили, что сделаем что-нибудь творческое. Мы и мечтать не могли, что через три месяца у нас будет первый спектакль.

Я раньше не ходила. Я была в этом положении, но понимала, что оно может измениться. Со мной так и случилось, это чудо какое-то, и оно произошло. Но это произошло не просто так – мне сделали операцию и всё. Понадобилась большая психологическая работа по принятию себя, занятия с психологами, тренинги. Когда я пришла к принятию, случились и операции.

На первое занятие ко мне пришли 22 человека. Много. Я-то надеялась хотя бы десять набрать. Многие пришли за общением, но со временем мы превратились в настоящий театральный коллектив. Театр – это не только про общаться, мы здесь работаем. За год мы очень изменились, стали гораздо взрослее. Для меня это такая школа! За этот год я очень выросла.

Мы стали более ответственными. Мы понимаем, что на сцене всё зависит от тебя и твоего партнера, поэтому нужно быть внимательным, включенным, находиться здесь и сейчас. Мы изменились кардинально. Сравнить наши спектакли, которые были три месяца назад, и сейчас. Это уже, слава богу, другой уровень.

Наша миссия – это снятие барьеров. Но я не думаю, что это то, к чему мы пришли одним каким-то занавесом. Это то, к чему мы идем, процесс, через который мы идем. Результаты есть. Вот даже сегодняшний показ. Было очень много желающих прийти на наш спектакль. И это не только люди из интернатов и реабилитационных центров. Люди звонят, интересуются, спрашивают. Мы с ребятами часто собираемся вместе, ходим на выставки, в театры, и на нас тоже смотрят по-другому. Поэтому я считаю, что мы неплохо справляемся с самим процессом.

Дело не в инвалидности. Любой здоровый человек может столько себе тараканов придумать! И запереть себя дома. Для меня инвалидность – это жесткие условия, в которые ты попадаешь. Приходится проявлять волю. Обычно люди с инвалидностью имеют две крайности: либо они очень активные, либо сидят дома. Это уже твой выбор.

Проект полностью состоит из волонтеров. Наш режиссер – волонтер. Педагог по вокалу, мастера, которые готовят наши образы, фотографы, видеооператоры, декораторы – рук не хватит, чтобы посчитать всех. Они все волонтеры в этом проекте. Мне кажется, мы живем в городе такого уровня, когда человек готов помогать другому просто так, не за оплату. Просто потому, что ему интересно.

Я, например, хочу какому-нибудь важному человеку позвонить и рассказать о своей идее, попросить поддержки, а мне говорят: «Ты не стесняешься звонить?» или «Попроси не его принять участие, а его учеников». Но часто случается так, что чем выше уровень человека, тем он более отзывчивый, и он помогает сам. Никогда не нужно бояться обращаться напрямую к людям, даже к каким-то важным людям. Чтобы помогать, нужно быть определенного уровня, у нас в проекте все люди классные.

1000 желающих попасть на сегодняшний спектакль и 580 мест. Многие говорят: «А вам, может быть, сделать платный вход?». У нас добровольные пожертвования. На входе установлен ящик для пожертвований, можно платить, можно не платить. Мы не хотели бы, чтобы вход был платным, потому что это тоже определенные ограничения. А у нас студия без барьеров.

Спасибо за фотографии волонтерам: Веронике Везденецкой, Марии Вотинцевой, Александру Теплякову, Артёму Мельникову, Евгению Канаеву.