Жизнь после Индии

Пока я иду на автобусную остановку и мокрый снег заметает в шарф, друг Витя садится на свой оранжевый, обклеенный Ганешами и украшенный цветочными бусами байк, и едет в джус-центр к Нилу.

Между нами три с половиной часа и сколько-то тысяч километров. Изредка Витя пишет длинные сбивчивые послания без запятых и заглавных букв. Рассказывает как менял колесо мотоциклу, ездил сниматься в массовке для Болливуда или помогал Нилу на кухне.

Заканчиваются эти письма всегда одинаково: «А вы-то когда вернетесь?».

Однажды, лет шесть назад, мы двое решили поехать в Индию. Перед этим женились, уволились, выбрали самое бюджетное из всех направлений «дикарем» и на всякий случай получили визу на полгода.

Эта поездка в Индию не была поиском себя и смысла бытия. Ничего общего с Великим Путешествием Всей Жизни.

Понятия не имею, что это было, но если верить синей тетрадке, которую я завела в свой первый день в Мумбаи, это было очень хорошо.

Шёл второй месяц «отпуска», родители заволновались, мол, ребята, ваше свадебное путешествие затянулось.

Шёл третий месяц отпуска, мы побрили головы («Вши или кришнаиты?» — гадала вслух новая американская знакомая. — Или просто for fun?).

Шёл четвертый месяц отпуска, когда мне на почту пришел памятный комментарий к заметкам в блоге. Записка строчек на пять. «Имей в виду», — среди прочего говорилось там, — «что Индия вас теперь не отпустит».

Для некоторых зимовать в Азии – обычное дело. Переждать холода в Таиланде, отправиться на Бали с дистанционной работой – сейчас это называется дауншифтинг.

Витя, с которым мы познакомились в Индии, уехал туда несколько лет назад, на родину летал изредка и без удовольствия: продлить визу, отметиться дома, купить сгущенки. Мучительно хотеть обратно начинал уже в самолете «Мумбаи-Москва».

Мы никогда не думали «бросать всё и убегать», годами скитаться по тропикам или уезжать в Индию на ПМЖ тоже не планировали. Но автор той записки был прав – не отпустило.

Года через полтора поехали снова. Потом опять. На три месяца и на шесть, на юг и на север, в «настоящую» Индию или только по гоанским курортам. Последняя поездка продлилась полтора года.

Три пришитые друг к другу синие тетрадки хранят чеки из придорожных лоджей, впечатляющие цифры (20 тысяч километров на байке!), записанные в столбик словечки и их значения (Hotel – там, где едят, lodge – там, где спят).

Истории о потерянном паспорте, о работе в Болливуде, об индийских свадьбах и похоронах, о бесконечных праздниках имени многочисленных богов, о бродячих коровах, беспризорных собаках, улыбчивых людях, о стручках чили и манговых деревьях.

Наше долгое путешествие научило меня многому.

В основном это вещи совсем обычные, прозаические, но раньше с этим были проблемы, а теперь нет. Просыпаться рано. Работать по часам, а не по вдохновению (удалёнка дисциплинирует). Делать какие-нибудь физические упражнения каждый день. Использовать в быту минимум вещей. С помощью приспособлений, которые хранятся в рюкзаке, превращать в дом любое пространство, хоть бы и угол в общем вагоне индийского поезда.

Азия научила меня безграничному терпению, даже если электричества нет уже 5 часов, а электрики играют в карты, лёжа под столбом с оборванными проводами. Уверенности, что всё будет в порядке, даже если ты потерял паспорт в чужой стране.

Той самой легкости (шанти! – поправят те, кто зимует в Гоа), которая бывает только там, где просыпаешься с рассветом и празднуешь закат на пляже, где дружишь с булочником-велосипедистом и вечером едешь на перекресток с мешком арбузных корок – кормить коров.

Самые важные вещи происходили не тогда, когда мы уезжали в чужую страну, а тогда, когда возвращались в свою.

Это следовало бы записывать в синюю тетрадку так же тщательно, как индийские истории.

Я помню беспросветную тоску, которая прилетела со мной в аэропорт Домодедово, окрепла на Казанском вокзале и никуда не делась по дороге домой.

Когда мы не нашли оставленную на хранение коробку с теплой одеждой, я решила, что это к лучшему, мне ничего не надо, потому что выходить из этой комнаты и вставать с этого матраса я не планирую. Не выходила и не вставала недели две.

Помню, как просыпалась с ощущением, что закаты, рассветы, распахнутые двери цветных домиков – это и есть настоящая жизнь (без меня). А засыпала с чувством, что всё это фикция, добро пожаловать в реальный мир.

Помню, как что-то изменилось, и возвращаться из сказки вдруг стало так же спокойно, как в неё уезжать. Как легко стали находиться ответы на самые популярные вопросы, которые раньше только раздражали: «И чё вас носит? Тут плохо?».

Тут хорошо. Там хорошо. Пожалуй, везде хорошо.

Приехав прошлым летом из Азии, я написала Вите, что нет, ни осенью, ни зимой, ни даже следующим летом, не вернемся. И грустно не стало.

На этой просветленной ноте бы и закончить. В конце концов, весь текст планировался как доказательство того, что жизнь после жизни в Азии существует и она прекрасна.

Но я писала его целый месяц и не была уверена, что допишу — хваленая дисциплина индийскому коту под хвост.

За этот месяц зачем-то пересмотрела весь архив фотографий и записей «2011-2016», а также свежие фотографии и записи азиатских знакомых. И не сказать, что мне ни разу не захотелось к ним.

Что из этого следует – не знаю.

Знаю, что скоро апрель. Там, где сейчас Витя, заканчивается туристический сезон. Через месяц зацветёт франжипани.

Потом – время дождей и манго. Витя, обутый в рваные шлепанцы, садится на свой байк и едет к Нилу пить сок.

Он, вероятно, только что проснулся и поездка в джус-центр – самое выдающееся событие его дня, о котором можно будет написать кому-нибудь письмо.

Он едет мимо желтого-оранжево-голубого индуистского храма, мимо блестящей фигуры Ханумана, через коровий перекресток, сквозь звук колокольчика.

Пока идешь в сторону автобусной остановки, думать об этом приятно. Первый день в весенней куртке под снегом.